— Хорошего Рождества, сударыня корова, — поприветствовала ее Агнес, протягивая горстку сена с метрового расстояния.
— Они говорят только в полночь, — напомнила Розамунда.
— Давай придем сюда в полночь, леди Киврин, — воодушевилась Агнес. Корова вытянула шею, и девочка попятилась.
— В какую полночь, недотепа? — охладила ее Розамунда. — Ты же будешь в церкви.
Корова шагнула вперед, тяжело ступая широким копытом, и Агнес спряталась Киврин за спину. Под завистливым взглядом девочки Киврин скормила корове клок сена.
— Если в полночь все в церкви, откуда тогда знают, что звери говорят? — поинтересовалась Агнес.
Резонный вопрос, подумала Киврин.
— Отец Рош сказал, — ответила Розамунда.
Высунувшись из-за юбки Киврин, Агнес взяла еще клок сена и протянула его в коровью сторону.
— А что они говорят?
— Говорят, что ты не умеешь их кормить! — отрезала Розамунда.
— Неправда! — выбрасывая руку вперед, заявила Агнес. Корова, задрав губу, попыталась цапнуть сено, и девочка, швырнув в нее свой клок, снова поспешила спрятаться за Киврин. — Они славят Господа нашего. Так отец Рош сказал.
На дороге послышался конский топот. Агнес выбежала в проулок между лачугами.
— Приехали! — возвестила она, возвращаясь. — И сэр Блуэт приехал. Я видела. Они уже в воротах.
Киврин торопливо разбросала перед коровой остатки сена. Розамунда зачерпнула из мешка горсть овса и начала кормить корову с руки.
— Пойдем! — крикнула Агнес. — Сэр Блуэт приехал!
Розамунда стряхнула с ладони остатки овса.
— Надо покормить ослика отца Роша. — Даже не оглянувшись на поместье, она направилась к церкви.
— Розамунда, они ведь приехали! — Агнес кинулась вдогонку. — Ты что, не хочешь посмотреть гостинцы?
Видимо, нет. Розамунда дошла до погостной калитки, где ослик жевал торчащий из-под снега хвост щетинника. Наклонившись, она сунула ослу под нос пригоршню овса, на которую он не обратил ни малейшего внимания, и застыла, опираясь рукой на его спину. Темные длинные волосы скрывали ее лицо.
— Розамунда! — надрывалась пунцовая от досады Агнес. — Ты что, меня не слышишь? Они приехали!
Осел оттолкнул руку с овсом и принялся клацать желтыми зубами над крупным побегом щетинника. Но Розамунда не сдавалась.
— Я покормлю осла, — сказала Киврин. — А ты ступай, надо поздороваться с гостями.
— Сэр Блуэт обещал привезти мне гостинец, — похвасталась Агнес.
Розамунда разжала горсть, высыпая зерно на землю.
— Вот пусть отец тебя за него и выдает, раз ты души в нем не чаешь, — ответила она, разворачиваясь к дому.
— Я еще маленькая, — возразила Агнес.
Розамунда тоже, подумала Киврин, хватая Агнес за руку и устремляясь за старшей. Та, воинственно вздернув подборок, быстро шагала вперед, волоча подол по земле и не обращая внимания на просьбы Агнес подождать.
Гости въехали во двор, Розамунда поравнялась со свинарником. Киврин прибавила шагу, увлекая за собой семенящую почти бегом Агнес, и во двор все трое прибыли одновременно. Киврин в изумлении остановилась.
Она ожидала официального приема — хозяева, выстроившись на пороге, встречают гостей приветственными речами, — но столпотворение во дворе больше напоминало первый день семестра, когда все снуют с сумками и коробками, обнимаются, целуются, смеются и говорят наперебой. Розамунду еще даже не успели хватиться. Дородная женщина в крахмальном чепце принялась расцеловывать Агнес, а Розамунду окружили с радостными визгами три девочки-подростка.
Слуги, тоже, очевидно, принаряженные под праздник, тащили в кухню увязанные корзины и огромного гуся, другие заводили лошадей в конюшню. Гэвин, перегнувшись с седла, разговаривал с Имейн. «Нет, епископ в Уилскоме», — услышала Киврин, но, судя по довольному лицу Имейн, Гэвину удалось передать просьбу архидьякону.
Имейн помогла слезть с коня молодой женщине в ярко-синем (ярче даже, чем платье Киврин) плаще и, сияя, подвела ее к Эливис. Эливис встретила гостью с улыбкой.
Киврин попыталась вычислить среди приехавших сэра Блуэта. Всадников было человек шесть, все в подбитых мехом плащах и на конях в богатой сбруе. Слава богу, дряхлых калек среди них не наблюдалось, а парочка и вовсе казались симпатичными. Киврин хотела уточнить у Агнес, но та еще барахталась в объятиях крахмальной дамы, которая, гладя девочку по голове, приговаривала: «Так выросла, тебя и не узнать уж». Киврин улыбнулась про себя. Над некоторыми вещами время не властно.
Среди прибывших было несколько рыжеволосых, в том числе и женщина возраста леди Имейн, которая тем не менее носила свои поблекшие длинные розовые космы распущенными, как юная девица. Скорбно поджимая губы, она с недовольным видом смотрела, как слуги разгружают припасы. Выхватив из рук спотыкающегося слуги переполненную корзину, старуха сунула ее толстяку в зеленой бархатной куртке.
Он тоже был рыжим, а еще рыжим был самый симпатичный из всадников, лет тридцати на вид. Круглое веснушчатое лицо его казалось открытым и добрым — уже хорошо.
— Сэр Блуэт! — закричала Агнес и, проскочив мимо Киврин, кинулась обнимать колени толстяка.
Ох, нет. Киврин думала, толстяк женат на этой мегере с розовыми космами или на крахмальном чепце. Лет ему было не меньше пятидесяти, веса — все восемь пудов, и полный рот коричневых гнилых зубов.
— Вы привезли мне гостинец? — спросила Агнес, дергая за полу куртки.
— Будет гостинец, — ответил он, глядя на окруженную девочками Розамунду. — И тебе, и сестрице.