Книга Страшного суда - Страница 120

120

— Святой отец, вы ведь поедете через Оксфорд, когда покинете нас?

— Да, — настороженно ответил он. — Мы долго не загостимся.

— Прошу вас, возьмите эту особу с собой и отвезите в Годстоу, к сестрам в обитель.

— Мы не едем через Годстоу. — Пустая отговорка. Монастырь едва ли в пяти милях от Оксфорда. — Но я узнаю у епископа, не разыскивает ли ее кто, и пошлю вам весточку.

— Мне подумалось, что она может быть из монахинь, раз говорит на латыни и знает службу, — заключила Имейн. — Потому и прошу вас отвезти ее в обитель, чтобы там поспрашивали по монастырям, не знают ли ее где.

Посланник занервничал еще больше, но согласился. Значит, времени у меня только до их отъезда — а они, по его словам, не загостятся. Если повезет, пробудут тут до Избиения младенцев, если же не повезет… Хочу сейчас уложить Агнес и постараться еще раз поговорить с Гэвином.

Глава двадцать вторая

Уложить Агнес в кровать Киврин удалось только на рассвете. Появление «трех волхвов» окончательно прогнало сон, и девочка ни в какую не соглашалась даже просто прилечь, боясь, что пропустит самое интересное, хотя устала она смертельно.

Пока Киврин помогала Эливис подавать угощение на стол, Агнес таскалась за ней хвостом и канючила, что проголодалась, а потом, когда накрыли и сели пировать, не съела ни куска.

Киврин было некогда ее уламывать. Сперва пришлось носить блюдо за блюдом из кухни в зал через весь двор — подносы с олениной и запеченной свининой, а потом огромный пирог, в котором запросто поместилась бы стая живых дроздов. Если верить священнику из реформистской церкви, между всенощной и утренней рождественской службой надлежало соблюдать пост, однако все до единого, включая посланника, с аппетитом уплетали запеченных фазанов и гуся, а также тушеного кролика с шафранной подливкой. И пили. «Волхвы» постоянно требовали подлить им еще.

Хотя перебрали они и так уже изрядно. Монах с сальной ухмылкой пялился на Мейзри, а клирик, пьяный еще с дороги, сполз почти под стол. Посланник хлестал в три горла, то и дело прося Розамунду подать ему чашу с рождественским элем и размахивая руками все беспорядочнее.

«Хорошо, — подумала Киврин. — Может, он напьется и забудет, что обещал леди Имейн отвезти меня в Годстоу». Она пошла с чашей к Гэвину, надеясь еще раз спросить его про переброску, однако рыцарь с хохотом рассказывал что-то Блуэтовой свите, которая тут же потребовала еще эля и мяса. Когда Киврин добралась до Агнес, девочка уже крепко спала, уложив голову на хлебную тарелку. Киврин осторожно подхватила малышку на руки и понесла наверх, в светлицу Розамунды.

Из открывшейся навстречу двери выглянула Эливис с полной охапкой перин.

— Как вы кстати! Мне нужна ваша помощь.

Агнес заворочалась у Киврин на руках.

— Принесите полотняные простыни. На этой кровати мы положим церковников, а сестру сэра Блуэта с ее девицами на чердаке.

— А я где буду спать? — спросила Агнес, вырываясь.

— Мы ляжем в амбаре, — ответила Эливис. — Только тебе придется подождать, пока мы постелем. Иди поиграй покамест.

Два раза девочке повторять не пришлось. Она радостно запрыгала вниз по ступенькам, размахивая рукой с колокольчиком.

Эливис передала Киврин перины.

— Отнесите их на чердак, а из резного сундука достаньте горностаевое покрывало.

— Как думаете, сколько посланник со своими людьми здесь пробудет? — спросила Киврин.

— Не знаю, — обеспокоенно отозвалась Эливис. — Надеюсь, что не больше двух недель, иначе у нас закончится мясо. И подголовники не забудьте прихватить попышнее.

Двух недель хватит с лихвой — стыковка гораздо раньше, а эти тут явно обосновались надолго. Когда Киврин спустилась с чердака, прижимая к себе охапку постельного белья, посланник зычно храпел на тронном кресле, а клирик сидел, закинув ноги на стол. Монах зажал в углу какую-то из служанок сэра Блуэта и теребил ее платок. Гэвин куда-то подевался.

Киврин доставила Эливис белье с покрывалами, затем вызвалась отнести постели в амбар.

— Агнес очень утомилась. Мне бы ее уложить поскорее.

Эливис кивнула рассеянно, взбивая тяжелый подголовный валик, и Киврин сбежала по лестнице на двор. Ни на конюшне, ни в пивоварне Гэвин не отыскался. Она покрутилась у нужника, пока двое вышедших оттуда рыжих парней не посмотрели на нее удивленно, потом отправилась в амбар. Гэвин, видимо, либо снова где-то тискает Мейзри, либо присоединился к праздничным гуляньям на лугу — оттуда доносились взрывы бурного хохота.

Накрыв мехами и одеялами расстеленную по полу солому, Киврин спустилась вниз и вышла на луг, проверить свою догадку. Сельчане стояли вокруг большого костра перед погостом, грея руки и прихлебывая из больших рогов. В отблесках пламени багровело лицо папаши Мейзри и старосты. Гэвина не наблюдалось.

Во дворе его тоже не было. У ворот, закутавшись в плащ, стояла Розамунда.

— Ты что здесь мерзнешь? — спросила Киврин.

— Дожидаюсь отца, он нынче до рассвета прискачет. Гэвин сказал.

— Ты видела Гэвина?

— Да. На конюшне.

Киврин с надеждой оглянулась в ту сторону.

— Слишком холодно ждать, задубеешь. Ступай в дом, а я попрошу Гэвина позвать тебя, когда отец появится.

— Нет, я буду ждать здесь, — заупрямилась Розамунда. — Он обещал вернуться на Рождество. — У нее дрогнул голос.

Киврин приподняла фонарь повыше. Розамунда не плакала, но щеки у нее горели. Что же еще выкинул сэр Блуэт, что она от него прячется? А может, ее напугал монах — или пьяный в стельку клирик?

120