— Двадцать четыре восемьсот тридцать семь, — ответил знакомый женский голос. — «Эйч-Эф Шефердс Димитед».
— Какой это номер? — прокричал Дануорти.
— Двадцать четыре восемьсот тридцать семь, — процедила женщина сквозь зубы.
— Двадцать четыре восемьсот тридцать семь. Я туда и звоню.
— Не-а. — Колин, перегнувшись через его руку, ткнул пальцем в номер Эндрюса на странице ежедневника. — Вы перепутали цифры. Давайте я. — Он взял у Дануорти трубку и набрал номер сам.
На этот раз гудки были другие, более далекие. Дануорти думал о Киврин. Чума ведь не везде началась одновременно. Это в Оксфорд она пришла под Рождество, а про Скендгейт ничего неизвестно.
Никто не подходил. Дануорти выждал десять гудков. Одиннадцать. Он даже не помнит, с какой стороны наступала чума. Ее принесли из Франции — значит, с востока, через Ла-Манш. А Скендгейт к западу от Оксфорда. Возможно, она добралась туда только после Рождества.
— Где книга? — спросил он у Колина.
— Какая книга? Ежедневник? Вот же он, перед вами.
— Которую я тебе подарил на Рождество. Почему ты не взял ее с собой?
— Сюда? — изумился Колин. — Да она весит целую тонну.
На том конце по-прежнему никто не подходил. Дануорти повесил трубку, схватил ежедневник и зашагал к выходу.
— Она должна всегда быть при тебе. В городе эпидемия, неужели непонятно?
— С вами все хорошо, мистер Дануорти?
— Неси ее.
— Прямо сейчас?
— Сбегай в Баллиол и принеси. Мне нужно знать, когда чума достигла Оксфордшира. Не города, а деревень. И с какой стороны она пришла.
— А вы куда? — семеня рядом, спросил Колин.
— К Гилкристу, требовать, чтобы открыл лабораторию.
— Если он из-за гриппа ее закрыл, то из-за чумы теперь вообще не откроет, — резонно возразил Колин.
Дануорти вышел на улицу. Дождь не унимался. Пикетчики, ратовавшие за отделение от ЕС, сгрудились под козырьком приемного покоя. Один из них кинулся навстречу, протягивая листовку. Колин прав. Нет смысла сообщать Гилкристу про источник. Этот остолоп накрепко вбил себе в голову, что вирус проник через сеть. И теперь испугается, что оттуда просочится чума.
— Дай мне лист бумаги, — попросил Дануорти, шаря по карманам в поисках ручки.
— Бумаги? — удивился Колин. — Зачем?
Дануорти выхватил у пикетчика листовку и принялся строчить на обороте.
— Мистер Бейсингейм дает разрешение на открытие лаборатории.
Колин пристально вгляделся в рукописные строчки.
— Он не поверит, мистер Дануорти. На обороте листовки?
— Тогда живо добудь мне бумагу!
Колин округлил глаза.
— Хорошо-хорошо. Только вы никуда не уходите, — успокаивающим тоном попросил он. — Ждите здесь.
Метнувшись внутрь, он выскочил с парой-тройкой писчих листов. Дануорти выхватил их у него и размашисто набросал приказ, поставив внизу росчерк Бейсингейма.
— А теперь бегом за книгой. Я тебя жду в Брэйзноузе.
— А ваше пальто?
— Некогда.
Сложив приказ вчетверо, Дануорти сунул его в карман пиджака.
— Дождь ведь. Может, лучше на такси?
— Такси нет. — Дануорти зашлепал по лужам.
— Бабушка Мэри меня убьет, — крикнул Колин ему вслед. — Я перед ней отвечаю за вашу прививку.
Надо было взять такси. Когда он дошел до Брэйзноуза, лило вовсю — косой колючий дождь, который через час обернется мокрой кашей под ногами. Дануорти продрог до костей.
Одна польза — дождь разогнал пикетчиков. У входа в Брэйзноуз валялись только оброненные мокрые листовки. Однако проем ворот был затянут металлической раздвижной решеткой. Сторож скрывался у себя в привратницкой за опущенными жалюзи.
— Открывайте! — потребовал Дануорти, сотрясая решетку обеими руками. — Немедленно откройте!
Сторож поднял одну штору и выглянул. При виде Дануорти он сперва встревожился, затем перешел в наступление.
— Брэйзноуз на карантине, — заявил он воинственно. — Вход воспрещен.
— Немедленно открывайте ворота.
— Боюсь, сэр, это невозможно. Мистер Гилкрист отдал приказ никого не пускать, пока не будет установлен источник вируса.
— Мы нашли источник, — ответил Дануорти. — Открывайте.
Штора поехала вниз. Через минуту сторож вышел к решетке.
— Неужели рождественские украшения? Говорили, что вирус передавался через елочные игрушки.
— Нет. Откройте ворота и пустите меня.
— Я не знаю, сэр… — замялся сторож. — Мистер Гилкрист строжайше…
— Мистер Гилкрист больше не у дел. — Дануорти вытащил из кармана пиджака сложенный приказ и просунул его через решетку сторожу.
Тот развернул его, прямо там, под дождем.
— Мистер Гилкрист освобожден от должности и.о. декана. Мистер Бейсингейм перепоручает переброску мне. Открывайте ворота.
— Мистер Бейсингейм… — протянул сторож, разглядывая уже расплывающуюся подпись. — Сейчас схожу за ключами.
Он унес приказ с собой в привратницкую. Дануорти, ссутулив плечи, остался ждать у ворот, дрожа под ледяным дождем.
Он беспокоился, что Киврин простудится на голой земле, а вокруг нее все это время смерть косила людей направо и налево, сельчане замерзали насмерть, потому что некому было наколоть дров, и скотина гибла на лугах, потому что некому было загнать ее домой. Восемьдесят тысяч душ в Сиене, триста тысяч в Риме, более сотни тысяч во Флоренции. Половина Европы.
Сторож наконец вышел с большой связкой ключей.
— Сейчас открою, сэр, — пообещал он, перебирая связку.
Киврин наверняка должна была вернуться к месту переброски, как только осознала, что ее отправили в 1348-й. И все это время она сидит там, дожидаясь, пока откроется сеть, и негодуя, что никак не открывают.