— Мне такой человек неведом.
— Леди Эливис… — Киврин шагнула к ней.
— Гэвин — рыцарь, ездит на черном скакуне, сбруя с серебряной чеканкой, — не выпуская поводья, тараторила Эливис. — Он отправился в Бат за моим супругом, который свидетельствует на слушании в Ассизах.
— Кто же нынче едет в Бат? — опешил мальчик. — Все, кто может, бегут оттуда.
Эливис, пошатнувшись, припала к шее коня.
— Там нет ни суда, ни закона, — продолжал гонец. — Мертвые лежат по улицам, и каждый, кто хотя бы взглянет на них, умирает тоже. Говорят, близится конец света.
Эливис выпустила поводья и, отступив на шаг, с надеждой обернулась к Рошу и Киврин.
— Значит, они вскоре будут дома? Ты точно не встречал их по дороге? Он ездит на черном скакуне.
— Там много скакунов было. — Гонец понукнул коня к Рошу, но Эливис преграждала ему путь.
Рош с мешком провизии шагнул вперед сам. Мальчик взял мешок, перегнувшись с седла, и развернул коня, чуть не затоптав Эливис. Она даже не попыталась уклониться.
Киврин ухватила поводья.
— Не езди к епископу.
Мальчик дернул повод, испугавшись, кажется, еще больше, чем прежде испугался Эливис. Но Киврин держала крепко.
— Скачи на север. Там пока нет чумы.
Гонец пришпорил коня и галопом умчался со двора.
— Держись подальше от больших дорог! — крикнула Киврин ему вслед. — Ни с кем не разговаривай.
Эливис не трогалась с места.
— Пойдемте, — позвала ее Киврин. — Нужно отыскать Агнес.
— Мой супруг с Гэвином наверняка сперва завернули в Курси, упредить сэра Блуэта, — сказала Эливис и покорно пошла вместе с Киврин обратно в дом.
Киврин посмотрела в амбаре. Агнес там не было, зато она обнаружила свой плащ, забытый в канун Рождества. Завернувшись в него, она поднялась на чердак. Потом заглянула на пивоварню, а Рош поискал в других постройках, но девочка будто в воду канула. Пока они разговаривали с гонцом, поднялся холодный ветер, в воздухе запахло снегом.
— Быть может, она в доме, — предположил Рош. — Ты смотрела за господским креслом?
Киврин снова поискала в доме, заглянула за тронное кресло и под кровать в светлице. Мейзри лежала, хныча, на прежнем месте, и Киврин с трудом поборола желание ее пнуть. Вместо этого она спросила про Агнес отвернувшуюся к стене коленопреклоненную Имейн.
Старуха не ответила, беззвучно шевеля губами и перебирая звенья цепочки.
Киврин потормошила ее за плечо.
— Вы не видели, она не выходила из дома?
Имейн яростно сверкнула глазами.
— Она во всем виновата!
— Агнес? — возмутилась Киврин. — В чем она может быть виновата?!
Имейн мотнула головой и устремила взгляд на Мейзри.
— Господь карает нас за растяпу служанку.
— Агнес пропала, а на дворе темнеет. Мы должны найти ее. Вы не видели, куда она пошла?
— Ее вина, — прошептала старуха, отворачиваясь к стене.
Смеркалось. В сенях завывал ветер. Киврин выбежала по тропинке между постройками на луг.
Все как в тот день, когда она впервые вышла из дома на поиски переброски. На заснеженном выпасе ни единой души, ветер рвет полы одежды. Где-то далеко-далеко на северо-востоке вызванивал колокол — тягучим погребальным звоном.
Агнес всегда манила колокольня. Киврин заглянула туда, покричала, хотя лестница просматривалась до самого колокола. Потом вышла и остановилась, окидывая взглядом лачуги и размышляя, куда могла податься девочка.
В чей-нибудь дом вряд ли, разве что очень замерзла. Щенок. Она хотела проведать могилу щенка. Киврин не успела сказать, что закопала его в лесу. Агнес просила похоронить его на погосте. Киврин и так видела, что там никого нет, но все-таки вошла в калитку.
Агнес сюда заходила. Следы маленьких ножек вели от могилы к могиле, а потом сворачивали к северной стене церкви. Киврин посмотрела вдаль, на кромку леса за холмом. «Неужели она пошла в лес? Там ее вовек не отыскать».
Она кинулась за угол церкви. Следы заворачивали обратно ко входу. Киврин открыла церковную дверь. Внутри царила почти кромешная тьма и ледяная стужа — холоднее, чем на погосте.
— Агнес! — крикнула она.
Никто не ответил, но у алтаря послышался какой-то шорох, будто мышь заскреблась в углу.
— Агнес? — вглядываясь в темноту за могилой рыцаря и в боковые проходы, повторила Киврин. — Ты здесь?
— Киврин? — пискнул дрожащий голосок.
— Агнес! — Киврин бросилась на звук. — Ты где?
Она сидела у статуи святой Катерины, сжавшись в комок между свечами в своей красной накидке с капюшоном. Широко распахнув испуганные глаза, она прижималась к грубой каменной юбке статуи. Щеки у девочки были красные и зареванные.
— Киврин! — воскликнула она, кидаясь ей на руки.
— Ты что здесь делаешь, Агнес? — вздохнув от облегчения, напустилась на нее Киврин, крепко прижимая к себе. — Мы тебя повсюду ищем.
Девочка спрятала мокрое лицо у Киврин на груди.
— Прячусь. Я водила Повозку посмотреть на моего песика и упала. — Она вытерла нос ладонью. — Я тебя звала-звала, а ты не приходила.
— Я не знала, где ты, солнышко, — объяснила Киврин, гладя ее по голове. — Почему ты забралась в церковь?
— Пряталась от разбойника.
— Какого разбойника? — нахмурилась Киврин.
Тяжелая входная дверь открылась, и Агнес обхватила Киврин за шею, чуть не задушив.
— Разбойник! — истерически зашептала она.
— Отец Рош! — позвала Киврин. — Я ее нашла, мы тут.
Дверь закрылась, в темноте раздались гулкие шаги.
— Это отец Рош, — успокоила она Агнес. — Он тебя тоже искал. Мы не знали, куда ты подевалась.