— Пора мерить температуру, — объявила сестра. Уже другая, симпатичная практикантка, которая расспрашивала об Уильяме Гаддсоне.
— Я ведь только что проглотил капсулу.
— Это было вчера. Давайте, запиваем.
Первокурсник, дежуривший у палаты Бадри, говорил, что девушка тоже заболела.
— Я думал, вы заболели, — сказал Дануорти.
— Болела, но уже поправилась. И вы поправитесь. — Она приподняла ему голову, помогая отпить воды.
— Какое сегодня число?
— Одиннадцатое. Не сразу сообразила. Тут под конец настоящий хаос наступил. Почти весь персонал слег, остальные работали по две смены. Потеряла счет дням.
Она что-то набрала на клавиатуре и, нахмурившись, посмотрела на экраны.
Дануорти понял все и сам, еще до того, как потянулся за колокольчиком. Температура и жар сплавили все бредовые ночи и накачанные лекарствами утра в один бесконечный дождливый день, выпавший у него из памяти, но где-то в глубине сознания шел отсчет времени, поэтому Дануорти все понял еще до того, как услышал ответ. Он пропустил стыковку.
«Не было никакой стыковки», — возразил он сам себе с горечью. Гилкрист вырубил сеть. Поэтому здоров он или болен, мог он прийти или нет — значения не имеет. Сеть выключена, и ничего не поделаешь.
Одиннадцатое января. Сколько же Киврин прождала на переброске? День? Два? Три? Прежде чем начала беспокоиться, что перепугала дату или место. Просидела всю ночь у Оксфордско-Батской дороги, закутавшись в свою непрактичную белую накидку и боясь развести костер из страха, что на огонь выйдут разбойники или волки. Или крестьяне, бегущие от чумы. Когда она поняла окончательно, что ее никто не заберет?
— Вам что-нибудь принести? — спросила сестра, вставляя носик шприца в катетер.
— Это снотворное?
— Да.
— Хорошо. — Дануорти благодарно закрыл глаза.
Проспал он несколько минут, а может, день — или месяц.
Свет, дождь, отсутствие теней — все осталось по-прежнему. В кресле у койки сидел Колин, читая книгу, подаренную на Рождество, и что-то перекатывая во рту. «Нет, не могло столько времени пройти, — подумал Дануорти, глядя на него, — раз леденец все еще с нами».
— Супер, — сказал Колин, со стуком захлопывая книгу. — Эта жуткая сестра разрешила мне остаться, только если я пообещаю вас не будить, а я ведь и не будил? Скажете ей, что сами проснулись, хорошо?
Он вытащил леденец, проинспектировал его и сунул в карман.
— Вы ее видели? Она сама небось из Средних веков. Такая же некрозная, как миссис Гаддсон.
Дануорти посмотрел на него вприщур. Куртка, в карман которой отправился леденец, новая, зеленая, и серый клетчатый шарф на ее фоне смотрится еще более унылым, и Колин в ней кажется старше, словно повзрослел, пока он тут спал.
— Это я, Колин, — нахмурился мальчик. — Вы меня узнаете?
— Конечно. Почему ты без маски?
— А мне не надо, — заулыбался Колин. — И потом, вы все равно уже не заразны. Дать вам очки?
Дануорти осторожно кивнул, чтобы снова не заболела голова.
— В прошлые разы, когда вы просыпались, вы совсем меня не узнавали. — Он вытащил очки из выдвижного ящика и отдал их Дануорти. — Вам жутко плохо было. Я думал, вы уже не подниметесь. И еще вы все время звали меня Киврин.
— Какое сегодня число? — спросил Дануорти.
— Двенадцатое, — буркнул Колин. — Вы ведь меня уже утром спрашивали. Не помните?
— Нет. — Дануорти надел очки.
— Вы вообще ничего не помните из того, что за это время было?
«Помню, что подвел Киврин. Что бросил ее в 1348-м».
Колин подвинулся поближе вместе с креслом и положил книгу на кровать.
— Сестра предупреждала, что так будет — из-за температуры. — Колин будто сердился на Дануорти. — Она не пускала меня к вам и ничего не рассказывала. По-моему, это жутко нечестно. Запихивают человека в приемную, потом все время гонят домой, потому что «тебе тут делать нечего», а на все вопросы отвечают: «Сейчас придет врач» — и ничего толком не говорят. Как с маленьким. Человек имеет право знать или как? Представляете, что сегодня утром эта сестра сделала? Просто взяла и выставила меня. Сказала: «Мистеру Дануорти очень плохо. Не надо его волновать». Можно подумать, я собирался.
Несмотря на возмущение, Колин выглядел усталым, подавленным. Дануорти представил, как он слоняется по коридорам и просиживает в приемной в ожидании новостей. Неудивительно, что у него такой повзрослевший вид.
— А миссис Гаддсон сейчас сказала, что вам нужно рассказывать только хорошие новости, потому что от плохих у вас может случиться рецидив, и вы умрете — и все из-за меня.
— Миссис Гаддсон, я гляжу, по-прежнему мастерица повышать настроение, — заметил Дануорти с улыбкой. — Как думаешь, есть у нее шансы заразиться и полежать немного?
Колин вытаращил глаза.
— Эпидемия закончилась. На следующей неделе карантин снимают.
Значит, стараниями Мэри аналог все же прибыл. Насколько вовремя, хотелось бы знать… Успели они спасти Бадри? Или это и есть плохие новости, о которых не велела говорить миссис Гаддсон? «Самое худшее я уже знаю», — подумал Дануорти. Привязка сорвана, Киврин осталась в 1348-м.
— Тогда расскажи что-нибудь хорошее.
— Ну, уже третий день новых больных не поступало. И поставки наконец разрешили, так что хоть еда нормальная появилась.
— И обновок тебе перепало, как я вижу.
Колин посмотрел на свою зеленую куртку.
— Это рождественский подарок от мамы. Она их выслала после… — Он осекся, помрачнев. — Еще она прислала разных визиков и масок-нашлепок.