— «Падут они от меча, голода и моровой язвы. Кто вдали, тот умрет от моровой язвы».
Несмотря ни на что, он все-таки заснул, а когда открыл глаза, бесконечный день наконец чем-то сменился. За окном по-прежнему шел дождь, однако в палате появились тени, и колокол отзвонил четыре часа. Зашла Уильямова медсестра, проводить больного в туалет. Книга куда-то исчезла — может, Колин наведывался? Но когда сестра полезла в тумбочку за тапками, Дануорти увидел книгу внутри, на полке. Попросив сестру поднять спинку кровати в сидячее положение, он надел очки и снова раскрыл тяжелый том.
Чума распространялась так беспорядочно, так стремительно, что современники не верили в ее естественное происхождение. Они обвиняли евреев, прокаженных и душевнобольных в колдовстве и порче воды в колодцах. Все незнакомое, все чужестранное попадало под подозрение автоматически. В Суссексе закидали камнями двух путников. В Йоркшире молодую женщину сожгли на костре.
— Вот она куда подевалась, — сказал Колин, входя. — А я уж думал, что потерял ее.
Он был в зеленой куртке и весь мокрый.
— Относил футляры с колокольчиками в Реформистскую — мисс Тейлор просила. А там просто потоп.
У мистера Дануорти отлегло от сердца при упоминании о мисс Тейлор, и он только теперь осознал, что не спрашивал ни про кого из карантинных, боясь услышать страшное.
— Значит, с мисс Тейлор все в порядке?
Колин нажал кнопку, и куртка расстегнулась, окатив всю палату брызгами.
— Да. Они играют какой-то там свой концерт в Реформистской пятнадцатого.
Изогнувшись, он посмотрел, что именно читает Дануорти. Тот захлопнул книгу и отдал ему.
— А остальные звонари? Мисс Пьянтини.
— Ее еще не выписали, — кивнул Колин. — Так похудела, вы ее не узнаете. — Он открыл книгу. — Вы читали про чуму, да?
— Да. Мистеру Финчу удалось уберечься?
— Удалось. Он все это время заменяет мисс Пьянтини на теноре. Очень расстраивается. Туалетная бумага из Лондона не пришла, и он боится, что наши запасы почти на исходе. Поссорился из-за бумаги с миссис Гадостью. — Он уложил книгу обратно на кровать. — А что теперь будет с вашей Киврин?
— Не знаю, — ответил Дануорти.
— И никак нельзя ее вытащить?
— Нет.
— Чума — это жутко, — сказал Колин. — Столько народу умерло, что их даже не хоронили. Оставляли лежать на улицах штабелями.
— Я не могу к ней попасть, Колин. Привязка сорвалась, когда Гилкрист выключил сеть.
— Знаю, но неужели ничего нельзя сделать?
— Нет.
— Но…
— Я поставлю перед вашим врачом вопрос о сокращении числа посетителей, — сурово заявила сестра, выволакивая Колина за шиворот.
— Тогда сократите первым делом миссис Гаддсон, — попросил мистер Дануорти. — И передайте Мэри, что я хочу с ней увидеться.
Мэри не пришла, зато пришла Монтойя — судя по всему, прямо с раскопок, по колено в грязи. Даже ее кудрявые волосы поседели от глиняной пыли. С ней пробрался Колин, в основательно промокшей зеленой куртке.
— Нам пришлось проникать тайком, пока эта не видела, — пояснил мальчик.
Монтойя тоже сильно потеряла в весе. Электронные часы болтались на похудевшем запястье.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она.
— Лучше, — соврал Дануорти, глядя на ее руки. Под ногтями чернела каемка. — А вы?
— Лучше.
Наверное, прямо с больничной койки отправилась на раскопки искать диктофон. А теперь пришла сюда.
— Она умерла, да? — спросил Дануорти.
Пальцы Монтойи сжались на спинке кровати, потом разжались.
— Да.
Значит, Киврин все-таки перебросилась правильно. Пространственное расхождение не превысило нескольких километров — или даже метров, и она отыскала Оксфордско-Батскую дорогу. Отыскала Скендгейт. И там умерла от гриппа, подхваченного еще до отправки в прошлое. Или от голода после чумы. Или отчаяния. Ее нет в живых уже семь сотен лет.
— Вы его нашли, — констатировал Дануорти.
— Что нашли? — не понял Колин.
— Диктофон Киврин.
— Нет, — ответила Монтойя.
Легче не стало.
— Но найдете.
Ее руки на спинке кровати слегка задрожали.
— Она сама меня просила. В день переброски. Это она предложила сделать диктофон в форме костной шпоры, чтобы записи сохранились даже в самом крайнем случае. «Мистер Дануорти напрасно беспокоится, — сказала она, — но если что-то случится, я попытаюсь устроить, чтобы меня похоронили на погосте, и тогда вам… — голос Монтойи дрогнул, — не придется перекапывать пол-Англии».
Дануорти закрыл глаза.
— Но ведь вы не нашли диктофон, откуда же вы знаете, что она умерла? — возмутился Колин. — Вы говорите, что даже точное местоположение ее неизвестно. Почему вы так уверены, что она умерла?
— Мы проводили эксперименты с лабораторными крысами на раскопе. Для заражения достаточно проконтактировать с вирусом в течение пятнадцати минут. Киврин провела у саркофага около трех часов. Вероятность того, что она заразилась, — семьдесят пять процентов, а учитывая слабо развитую медицину XIV века, осложнений было не миновать.
Слабо развитая медицина. В этом веке людей лечили пиявками и толчеными рубинами, о стерилизации, бациллах и Т-лимфоцитах и знать не знали. Они шлепали бы на Киврин грязные компрессы, бормотали молитвы и вскрывали ей вены. «И врачи отворяли им кровь, — говорилось в книге Колина, — но многим не помогло и это».
— Без антибиотиков и Т-клеточного наращивания, — продолжала Монтойя, — смертность от этого вируса доходит до сорока девяти процентов. Вероятностные подсчеты…