Книга Страшного суда - Страница 169

169

«Нужно уводить их отсюда, — подумала она, глядя на мажордома, который как заведенный работал лопатой в Розамундиной могиле, даже не передохнув после погребения Эливис. — Я должна их увести, пока они не заболели».

Потому что иначе никак. Чума подстерегает их повсюду, притаившись в одежде, в постелях, в воздухе, которым они дышат. И если каким-то чудом им удастся уберечься сейчас, она настигнет их весной, прокатившись разом через весь Оксфордшир, сметая и гонцов, и крестьян, и епископских посланников. Здесь нельзя оставаться.

«В Шотландию, — размышляла Киврин, шагая к поместью. — Можно вывезти их в Северную Шотландию. Туда чума не добралась. Мажордомова сына посадить на осла, а для Розамунды сделать носилки».

Девочка сидела на своем тюфяке.

— Мажордомов сын звал вас, — сказала она, едва завидев Киврин в дверях.

Его рвало кровавой слизью. В ней перепачкался весь тюфяк, а когда Киврин обтирала мальчика, он от слабости даже не мог поднять голову. «Если Розамунда и выдержит дорогу, то он точно нет, — в отчаянии осознала Киврин. — Никуда мы не едем».

Ночью она вспомнила про свою собственную телегу, привезенную с переброски. Вдруг мажордому удастся ее починить, тогда в нее можно усадить Розамунду. Запалив лучину от углей в очаге, Киврин пробралась на конюшню. Осел Роша встретил ее истошным ревом, и в тусклом свете коптящей лучины послышался шорох разбегающихся маленьких лапок.

На повозке лежали грудой разбитые сундуки. Разобрав их, Киврин поняла, что ничего не выйдет. Повозка слишком велика, осел ее не потянет, и деревянная ось куда-то подевалась, унесенная каким-нибудь предприимчивым крестьянином на починку изгороди или на дрова. Или баррикадироваться от чумы.

На дворе стояла кромешная тьма, в небе горели яркие звезды — как в рождественскую ночь. Она вспомнила спящую у нее на плече Агнес, бубенец на крошечном запястье и колокольный звон, возвещающий антихристову погибель. «Поторопились, — подумала Киврин. — Дьявол еще жив. Он властвует над миром».

Долгое время она лежала без сна, придумывая новый план. Может быть, удастся сколотить какую-нибудь тележку, которую осел сможет утащить, если снег будет не слишком глубокий. Или посадить обоих детей на осла, а поклажу нести самим в узлах за спиной.

В конце концов Киврин заснула — и почти тотчас же проснулась. Или ей показалось, что тотчас же. Было еще темно, и над ней склонялся Рош. Догорающий огонь освещал его лицо снизу, как тогда, на поляне, когда она приняла его за разбойника. Полусонная, она ласково погладила его по щеке.

— Леди Катерина! — позвал он, и Киврин проснулась окончательно.

«Розамунда», — испугалась Киврин. Нет, девочка мирно спала, подложив тонкую руку под щеку.

— Что случилось? Вы заболели?

Рош мотнул головой. Открыл было рот, но ничего не сказал.

— Кто-то приехал? — Киврин вскарабкалась на ноги.

Он снова помотал головой.

Заболеть никто не мог. Некому больше. Она оглянулась на груду наваленных у двери одеял, где спал мажордом. Там было пусто.

— Мажордом захворал?

— Мажордомов сын преставился, — ответил Рош каким-то странным сдавленным голосом, и Киврин увидела, что мальчика тоже нет. — Я пошел в церковь читать заутреню… — Он не договорил. — Пойдем со мной.

Киврин подхватила свое потрепанное одеяло и выбежала за Рошем во двор.

Стояло раннее утро, едва ли позже шести. Солнце только-только показалось над горизонтом, заливая розовым румянцем небо и снег. Рош уже скрылся на лугу за постройками, и Киврин, кутаясь в одеяло, поспешила по тропинке следом за ним.

Дорогу ей преградила мажордомова корова, которая, как и накануне, жевала сено через дыру в загородке свинарника. Подняв голову, она замычала на Киврин.

— Кыш! — Киврин попыталась отогнать ее, но глупая скотина лишь вытащила голову из дыры и с мычанием шагнула навстречу. — Некогда мне тебя доить.

Пока она спихивала тощее животное с тропинки, отец Рош уже успел дойти до середины выпаса.

— Что случилось? Можете мне сказать?

Священник не ответил и даже не оглянулся, сворачивая к могилам на краю луга. Похоже, ничего ужасного, просто мажордом, наверное, решил похоронить сына сам, без обряда.

Маленькая могила была уже засыпана, над ней возвышался заснеженный холмик. Кроме того, мажордом успел закончить могилу Розамунды и вырыть еще одну, большую. Оттуда торчала прислоненная к стенке лопата.

Рош не пошел к могиле Лефрика. Он остановился у свежевырытой и тем же сдавленным голосом проговорил:

— Я пошел в церковь читать заутреню…

Киврин заглянула в могилу. Мажордом, видимо, пытался закопать сам себя, но управляться с лопатой в узкой яме оказалось несподручно, и он, прислонив лопату к стенке, стал грести землю руками. В окоченевшей руке застыл мерзлый комок.

Он лежал, засыпанный по пояс, и от этого вид у него получался нелепый, будто он принимает ванну.

— Нужно похоронить его как подобает, — сказала Киврин и потянулась за лопатой.

Рош покачал головой.

— Это святая земля, — проговорил он глухо, и Киврин поняла, что он подозревает мажордома в самоубийстве.

«Какое это имеет значение?» — подумала она. Выходит, несмотря на все непрекращающиеся ужасы, Рош по-прежнему верит в Бога. Он обнаружил мажордома по дороге в церковь, когда шел служить заутреню, и даже если вся деревня вымрет, он все равно будет читать молитвы, не находя в них никакого противоречия.

— Это хворь, — объяснила Киврин, сама, впрочем, сомневаясь. — Септическая форма чумы. Она поражает кровь.

169