Книга Страшного суда - Страница 38

Дануорти только теперь осознал, насколько серьезно болен Бадри. В своем беспокойстве о Киврин он совсем забыл про оператора. Зря, наверное, он сердится на Монтойю и остальных. Озабоченные собственными проблемами, все видят в болезни Бадри только досадное недоразумение, не давая себе труда задуматься, чем это на самом деле чревато. Даже Мэри, упомянув, что Балкли-Джонсон может понадобиться под лазарет, не разъяснила подлинные перспективы. Бадри лежит с температурой тридцать девять и семь, несмотря на своевременно проведенный антивирусный курс.

Вечер перетекал в ночь. За окном шумел дождь, колокола на Святой Хильде и чуть подальше, в Крайст-Чёрч, вызванивали четверти. Медсестра пришла буркнуть, что сменяется с дежурства, и вместо нее проверять капельницы и мониторы пришла куда более миниатюрная и приветливая сестричка-блондинка с практикантским значком.

Выкарабкаться из беспамятства стоило Бадри заметного труда, и с каждым разом он все больше и больше выбивался из сил и все бессвязнее отвечал на вопросы.

Однако Дануорти безжалостно тянул из него ответы. Танцы устраивались в Хедингтоне. После танцев Бадри пошел в паб. Название не помнит. В понедельник вечером работал в лаборатории один, проверял координаты Пухальски. Из Лондона приехал в понедельник, в полдень. На метро… Пассажиры в метро, танцоры в Хедингтоне плюс невероятное количество лондонцев — невозможно отследить и осмотреть всех и каждого, даже если Бадри назовет имена и фамилии.

— Как ты добирался утром до Брэйзноуза? — спросил Дануорти в очередное «просветление».

— Утром? — Бадри посмотрел на зашторенное окно, очевидно, полагая, что сейчас и есть утро. — Сколько же я спал?

Дануорти не знал, что ответить. Бадри весь вечер то засыпал, то просыпался.

— Сейчас десять, — сказал он, глянув на часы. — Тебя привезли в больницу в половине второго. Сеть ты запускал сегодня утром. Перебрасывал Киврин. Ты помнишь, когда почувствовал, что заболеваешь?

— Какое сегодня число? — неожиданно спохватился Бадри.

— Двадцать второе декабря. Ты здесь всего полдня.

— А год? — Бадри силился приподняться. — Год какой?

Дануорти с тревогой посмотрел на экран — температура почти тридцать девять и восемь.

— Год две тысячи пятьдесят четвертый, — успокаивающе наклоняясь к Бадри, ответил Дануорти. — Двадцать второе декабря.

— Откатываем! — заявил вдруг Бадри.

Дануорти попятился.

— Откатываем, — повторил оператор, потом приподнялся и завертел головой. — Где мистер Дануорти? Мне надо с ним поговорить.

— Вот он я, Бадри. — Дануорти шагнул вперед, но вплотную подходить не стал, чтобы не встревожить больного. — Что ты хотел мне сказать?

— Вы, случайно, не знаете, где он может быть? Тогда передайте ему записку, пожалуйста.

Он протянул воображаемый листок бумаги, и Дануорти догадался, что Бадри заново переживает свой визит в Баллиол во вторник.

— Мне нужно обратно к сети. — Бадри глянул на воображаемые часы. — Лаборатория открыта?

— О чем ты хотел поговорить с мистером Дануорти? О сдвиге?

— Нет. Откатываем! Вы ее сейчас уроните. Крышку! — Он смотрел сквозь Дануорти лихорадочно блестящими глазами. — Чего вы ждете? Сходите позовите его.

Вошла сестра-практикантка.

— Он бредит, — сказал Дануорти.

Взглянув мельком на Бадри, сестра уставилась на экран. Дануорти они пугали — все эти скачущие вдоль и поперек цифры, но практикантка особенно не тревожилась. Посмотрев по очереди на каждый из экранов, она спокойно принялась подкручивать капельницы.

— Давайте-ка ляжем, ладно? — попросила она, не глядя на Бадри, однако он, как ни странно, послушался.

— Я думал, вы ушли, — проговорил он, откидываясь на подушку. — Слава богу, вы тут. — И он снова отключился.

Практикантка не заметила, занятая подкручиванием капельниц.

— Он потерял сознание, — сообщил Дануорти.

Девушка, кивнув, начала вводить данные на мониторы. На Бадри, под смуглой кожей которого проступала мертвенная бледность, она даже не взглянула.

— Может быть, надо позвать врача? — настаивал Дануорти.

Дверь открылась, и вошла высокая женщина в СЗК. Так же не удостоив Бадри взглядом, она по очереди посмотрела на экраны.

— Признаки плеврального поражения наблюдаются?

— Синюшность, озноб, — ответила практикантка.

— Что назначено?

— Миксабравин.

Врач сняла со стены скрученный фонендоскоп и стала выпутывать мембрану из трубок.

— Кровохарканье?

Практикантка отрицательно мотнула головой.

— Холодно, — пробормотал Бадри. Женщины пропустили его слова мимо ушей. Он задрожал. — Осторожно, уроните! Она фарфоровая была?

— Введите пятьдесят кубиков раствора пенициллина и АСК. — Врач усадила Бадри, дрожащего сильнее прежнего, и, расстегнув липучки бумажной пижамы, ткнула ему в спину холодной мембраной фонендоскопа, будто подвергая изощренной пытке.

— Дышите! — скомандовала она, не сводя глаз с экрана. Бадри вздохнул, стуча зубами. — Незначительное уплотнение в нижней доле левого, — загадочно проговорила врач и передвинула мембрану на сантиметр. — Еще одно. Уже идентифицировали? — поинтересовалась она, поводив мембраной туда-сюда.

— Миксовирус, — ответила сестра, наполняя шприц. — Тип А.

— Секвенировали?

— Нет еще. — Сестра вставила носик шприца в катетер и надавила плунжер. Где-то снаружи зазвонил телефон.

Врач застегнула пижаму Бадри, уложила его обратно и небрежно накинула на ноги одеяло.