— Вот как. — Интересно, когда Уильям успевает читать Петрарку? — Его мать здесь, в лечебнице, — объяснил он, чувствуя, что девушку надо предупредить, вопрос только, о ком. — Приехала навестить сына под Рождество.
— Она здесь? — Практикантка зарделась еще сильнее. — Я думала, у нас карантин.
— Успела на последний поезд из Лондона, — с сожалением проговорил Дануорти.
— Уильям знает?
— Мой секретарь должен его предупредить. — Дануорти опустил подробности про студентку в Шрусбери.
— Он в Бодлеинке, читает Петрарку. — Девушка размотала с руки шнур от шторы и вышла — видимо, звонить в Бодлеинку.
Бадри заворочался и что-то пробормотал неразборчивое. Вид у него был горячечный, дыхание затрудненное.
— Бадри! — позвал Даноурти.
Оператор открыл глаза.
— Где я?
Дануорти посмотрел на экран. Температура спала на полградуса, взгляд стал чуть более осмысленным.
— В лечебнице. Ты потерял сознание в лаборатории Брэйзноуза, когда работал с сетью. Помнишь?
— Помню, что странно себя почувствовал. Было холодно. Я пришел в паб, сообщить, что установил привязку. — Лицо его приобрело непонятное испуганное выражение.
— Ты говорил, что-то не так. Что именно? Образовался сдвиг?
— Тут что-то не так, — повторил Бадри, пытаясь приподняться на локте. — Что со мной не так?
— Ты заболел. Гриппом.
— Я никогда не болел. — Он ворочался, силясь сесть. — Они умерли, да?
— Кто умер?
— От нее все умирали.
— Ты кого-то видел, Бадри? Это важно. Кто-то еще подхватил вирус?
— Вирус? — повторил он с видимым облегчением. — У меня вирус?
— Да. Что-то вроде гриппа. Не смертельно. Тебе ввели антимикробные препараты, и аналог уже на подходе. Скоро будешь здоровее прежнего. Ты не знаешь, от кого мог заразиться? Кто-то еще болеет этим вирусом?
— Нет. — Бадри опустился на подушку. — Я думал… Нет! — Он встревоженно вскинул глаза на Дануорти. — Что-то не так, — в отчаянии пробормотал он.
— Что? — Профессор потянулся к кнопке звонка. — Что не так?
— Мне больно! — с расширенными от страха глазами воскликнул Бадри.
Дануорти нажал на кнопку. Тут же вбежала сестра со штатным врачом, и они снова начали тыкать в больного ледяным фонендоскопом.
— Он жалуется на озноб, — сообщил Дануорти. — И на боли.
— Где болит? — спросил врач, не сводя глаз с экрана.
— Здесь. — Бадри прижал ладонь к правой стороне груди, и его снова начало колотить.
— Плеврит нижней доли правого, — заключил врач.
— Болит, когда дышу, — клацая зубами, добавил Бадри. — Что-то не так.
«Не так». Значит, он имел в виду не привязку, а собственное самочувствие. Сколько ему лет? Ровесник Киврин. Регулярные риновирусные прививки стали делать лет двадцать назад. Получается, он действительно мог за всю жизнь даже насморка не схватить.
— Кислород? — спросила сестра.
— Рано, — покачал головой врач, выходя. — Для начала двести единиц хлоромицетина.
Сестра уложила Бадри обратно, приладила к капельнице двойной баллон, минуту понаблюдала за снижением температуры у больного и вышла.
Дануорти посмотрел на льющий за окном дождь. «Странно себя почувствовал». Не больным почувствовал, а «как-то странно». Логично, что человека, ни разу в жизни даже не чихнувшего, озноб с температурой поставят в тупик. Он поймет только, что дело плохо, и, бросив лабораторию, помчится в паб сообщить кому-нибудь. «Надо сказать Дануорти. Что-то не так».
Профессор снял очки и потер глаза. Их щипало от дезинфицирующего средства. Навалилась усталость. Он не успокоится, пока не узнает, все ли в порядке с Киврин. Бадри спал, избавленный равнодушными врачами от хрипов в дыхании. И Киврин тоже где-то спит, в кишащей блохами постели за семь сотен лет отсюда. А может, не спит, поражает современников застольными манерами и черной каемкой под ногтями или, преклонив колени на грязном каменном полу, наговаривает свои впечатления на диктофон.
Наверное, он задремал. Ему приснилось, что звонит телефон и Финч сообщает, будто американки грозят подать в суд за нехватку туалетной бумаги. А потом заходит декан с Библией. «Евангелие от Матфея, глава вторая, стих одиннадцатый, — цитировал Финч. — Расточительность ведет к нужде». В этот момент практикантка открыла дверь и передала просьбу Мэри зайти к ней в приемный покой неотложки.
Дануорти посмотрел на часы. Двадцать минут пятого. Бадри по-прежнему спал, и вид у него был почти умиротворенный. Практикантка встретила Дануорти в коридоре с флаконом дезинфицирующего средства и направила к лифту.
Запах дезинфектора гнал сон прочь, к первому этажу Дануорти почти проснулся. Там его ждала Мэри — в маске и прочей защитной атрибутике.
— Поступила еще одна пациентка с вирусом, — вздохнула Мэри, вручая ему упаковку СЗК. — Одна из карантинных. Может, из прохожих. Посмотри, вдруг ты ее узнаешь.
Дануорти облачился в СЗК, почти так же неуклюже, как в первый раз, и чуть не разорвал накидку, раздирая застежки-липучки.
— Сомневаюсь. На Хай-стрит целые толпы по магазинам ходили, — сказал он, натягивая перчатки. — И потом, я смотрел только на Бадри, вряд ли я кого-то вспомню из прохожих.
— Понимаю. — Мэри повела его по коридору в неотложку. Казалось, прошла вечность с тех пор, как они здесь сидели.
Впереди группа совершенно неузнаваемых в бумажных облачениях людей катила носилки. Дежурный врач, тоже в защитном костюме, опрашивал худую перепуганную женщину в мокром дождевике и зюйдвестке в тон.