Книга Страшного суда - Страница 108

108

Киврин с завистью посмотрела на подушечку леди Ивольды, вспоминая пластиковые откидные подставки на спинках скамей в церкви Святой Марии. Она и не задумывалась, какое спасение эти жесткие деревянные скамьи — до сих пор, пока не встала с колен и не представила со страхом, каково будет отстоять всю службу на ногах.

По полу тянуло холодом. Церковь выстудили насквозь, несмотря на огни — да и какое тепло от масляных плошек, расставленных вдоль стен и у статуи святой Катерины, увитой остролистом. На каждом окне в обрамлении еловых веток теплилось по тонкой желтоватой свече, однако вряд ли отец Рош рассчитывал, что в их свете цветные вставки окажутся непроницаемо темными.

По обеим сторонам алтаря в серебряных шандалах горели такие же тонкие свечи, а перед ними и по верху алтарной преграды зеленел падуб, между острыми глянцевитыми листьями которого отец Рош приткнул восковые свечи, присланные Имейн. «Теперь даже она не найдет к чему придраться», — подумала Киврин, оглядываясь на вечно недовольную старуху.

Зажав реликварий в молитвенно сложенных ладонях, Имейн тем не менее не молилась, а смотрела прямо на алтарную преграду. Судя по неодобрительно поджатым губам, свечи предназначались не туда, хотя лучшего места для них было не сыскать.

Они освещали распятие и Страшный суд, озаряя своим сиянием почти весь неф.

От этого вся церковь выглядела более родной и домашней, как оксфордская церковь Святой Марии. На прошлое Рождество Дануорти водил Киврин на экуменическую службу. Она сама планировала сходить на всенощную к реформистам, чтобы послушать латынь, но всенощная не состоялась. Священника позвали почитать из Евангелия на экуменической службе, поэтому он передвинул всенощную на четыре часа дня.

Агнес теребила свой колокольчик. Леди Имейн грозно сверкнула на нее глазами поверх молитвенно сложенных рук, а Розамунда, перегнувшись через Киврин, шикнула на сестру.

— Нельзя звонить, пока идет служба, — прошептала Киврин, наклоняясь к самому уху Агнес.

— Я не звонила, — ответила Агнес громким шепотом, разнесшимся по всей церкви. — Лента слишком тугая. Видишь?

Киврин так не показалось. Наоборот, если бы она успела повязать ее потуже, колокольчик не звякал бы от каждого движения, но спорить с переутомившимся ребенком, когда вот-вот начнется служба, она не собиралась, поэтому попробовала нащупать узел.

Агнес, видимо, пыталась снять ленту через ладонь, не развязывая. Размахрившаяся тесьма затянулась мертвым узлом. Киврин попыталась подцепить его ногтем, посматривая украдкой на стоящих сзади. Всенощная начнется с процессии — отец Рош со служками (если они у него найдутся) должен пройти по проходу, кропя святой водой и читая покаянный пятидесятый псалом.

Киврин потянула за ленту с обеих сторон от узла, затягивая его окончательно. Теперь снять ее можно было только разрезав, зато она стала чуть свободнее. Хотя ладонь через петлю все равно не пролезала.

Колокол смолк, но отец Рош не показывался, и прохода, по которому он смог бы подойти, тоже не наблюдалось. Сельчане столпились у врат, заполонив все пространство. Кто-то поставил ребенка на надгробие рыцарской могилы, чтобы ему было лучше видно. Киврин снова принялась бороться с лентой — подсунув под нее два пальца, дернула ее вверх, пытаясь растянуть.

— Не порви! — предупредила Агнес своим звучным театральным шепотом. Киврин, поспешно перевернув бубенчик на тыльную сторону запястья, вложила его девочке в ладошку.

— Зажми вот так, — показала она, загибая пальцы Агнес в кулак. — И не выпускай.

Агнес послушно сжала кулачок. Киврин накрыла его другой ладонью, чтобы было похоже на молитвенный жест, объясняя вполголоса:

— Держи крепко, и он не зазвонит.

Агнес с ангельской кротостью склонила голову, касаясь лбом сложенных домиком ладоней.

— Умница, — похвалила Киврин, прижимая ее к себе за плечи одной рукой и оглядываясь на церковные врата. Они были закрыты. Киврин со вздохом облегчения повернулась обратно к алтарю.

Там стоял отец Рош. В вышитой белой столе поверх пожелтевшего стихаря с еще более обтрепанным подолом, чем края ленточки у Агнес. Он явно ждал все это время, пока Киврин закончит возиться с Агнес, но в глазах его не было ни укора, ни нетерпения. На лице его отражалось совсем другое, и Киврин невольно вспомнился мистер Дануорти, смотревший на нее через стеклянную перегородку.

Леди Имейн кашлянула (скорее, рыкнула), и отец Рош опомнился. Отдав книгу Кобу, облаченному в засаленный подризник и пару слишком больших кожаных башмаков, он преклонил колени перед алтарем. Потом забрал книгу обратно и принялся читать поучения.

Киврин повторяла их про себя вместе с ним, на латыни, под эхо параллельного перевода.

— Кого узрели вы, о пастухи? — декламировал отец Рош на латыни, переходя к респонсорию. — Ответствуйте, кто сошел на землю.

Он вдруг замолк, морща лоб и глядя на Киврин.

Забыл, поняла она и тревожно посмотрела на Имейн, в надежде, что та не заметит незавершенности. Однако та испепеляла отца Роша взглядом, сведя обтянутые шелковым апостольником скулы.

Рош по-прежнему смотрел на Киврин, морща лоб.

— Ответствуйте, кто вам явился, — произнес он, и Киврин облегченно вздохнула. — Поведайте, кого узрели вы.

Неверно. Она прошептала одними губами следующую строку, внушая ему повторять за ней. «Узрели мы новорожденного Христа». Рош, казалось, не замечал, хотя смотрел на Киврин в упор. «Увидел я…» Он снова запнулся.

108