Книга Страшного суда - Страница 53

— Из какого вы рода? — спросила леди Имейн.

Хорошая ведь легенда. Обозначит ее происхождение и положение в обществе, гарантируя при этом, что никто не станет посылать за ее родными. До Йоркшира далеко, а дорога на север непроходима.

— Куда вы ехали? — полюбопытствовала Эливис.

Кафедра медиевистики тщательно изучила погодные условия и состояние дорог. В декабре две недели лил непрекращающийся дождь, а потом почти до конца января дороги оставались раскисшими, потому что ни разу не ударяли сильные морозы. Но Киврин своими глазами видела дорогу на Оксфорд. Сухую и чистую. В цвете ее платья и преобладании стеклянных окон в домах знати медиевистика тоже не сомневалась. И среднеанглийский они изучили в совершенстве.

— Я не помню сего.

— Ничего? — Эливис обернулась к леди Имейн: — Она ничего не помнит.

Им слышится «ничего», сообразила Киврин. Непривычное для местных произношение скомкало разницу между отрицательными формами.

— Все из-за раны, — решила Эливис. — Память помутилась.

— Нет, нет… — запротестовала Киврин. Она не собиралась симулировать амнезию. Она должна изображать Изабель де Боврье, из Ист-Райдинга. Если здесь дороги сухие, это не значит, что они проходимы дальше к северу, а Эливис даже в Оксфорд Гэвина боится отпустить, чтобы разузнать о незнакомке, и в Бат за мужем тоже боится послать. Вряд ли она отправит его в Ист-Райдинг.

— Вы даже своего имени не помните? — нетерпеливо переспросила леди Имейн, наклоняясь почти вплотную и дыша Киврин в лицо. Дыхание было смрадным — запах старости и тлена. И гнилых зубов полон рот. — Как вас зовут?

Мистер Латимер утверждал, что Изабель — самое распространенное имя в начале XIV века. А Катерина? И потом, имена дочерей медиевистике все равно неизвестны. Что, если до Йоркшира не так уж далеко и леди Имейн знакома с семьей де Боврье? Получится лишнее подтверждение тому, что Киврин — шпионка? Лучше не отступать от распространенного имени. Надо назваться Изабель де Боврье.

Но старуха только позлорадствует, узнав, что священник чего-то там недослышал. Убедится в его невежестве, некомпетентности, найдет лишний довод послать в Бат за новым капелланом. А он держал Киврин за руку и уговаривал не бояться…

— Меня зовут Катерина.

Запись из «Книги Страшного суда»

(001300-002018)

Дела здесь плохи не только у меня, мистер Дануорти. Современникам, которые меня забрали, похоже, тоже несладко.

Хозяина поместья, лорда Гийома, сейчас здесь нет. В Бате судят его друга, и он тоже там, дает показания, что, как я понимаю, чревато опасностями и для него. Его мать, леди Имейн, назвала сына дураком за желание вмешаться и помочь, а леди Эливис, его жена, нервничает и тревожится.

Они переехали впопыхах, без слуг. Знатной даме XIV века полагалась по крайней мере одна камеристка, но ни у Эливис, ни у Имейн таковых не имеется, и даже няньку детей — у Гийома две малолетние дочери — они с собой не взяли. Леди Имейн хотела послать за новой и за капелланом, однако Эливис ей не разрешает.

Думаю, лорд Гийом, предчувствуя неприятности, отослал домашних подальше для пущей безопасности. А может, беда уже случилась — Агнес, младшая из девочек, упомянула о смерти капеллана и некоего Гилберта, у которого «голова была вся красная», так что, возможно, произошло кровопролитие, и женщинам пришлось спасаться бегством. Лорд Гийом приставил к ним для охраны одного из своих рыцарей в полном вооружении.

В 1320 году в Оксфордшире не отмечено крупных восстаний против Эдуарда II, хотя ни король, ни его фаворит Гуго Диспенсер популярностью не пользовались, поэтому заговоров и мелких стычек в других краях хватало. В том году (то есть в этом году) двое баронов — Ланкастер и Мортимер — забрали у Диспенсеров шестьдесят три поместья. Возможно, к какому-то из этих заговоров причастен друг лорда Гийома.

Хотя, конечно, может статься, что дело совсем в другом. Передел земли, например. В начале XIV века судебных тяжб было ничуть не меньше, чем в конце XX. И все же вряд ли. Леди Эливис подскакивает от каждого шороха и запретила леди Имейн рассказывать соседям о своем приезде.

С одной стороны, это к лучшему. Раз они скрывают свое пребывание, обо мне тоже не станут распространяться и не будут рассылать гонцов с выяснениями, кто я такая. С другой стороны, дом того и гляди окажется в осаде. Или Гэвин — единственный, кто знает, где переброска, — может погибнуть, защищая поместье.

(Пауза.)

15 декабря 1320 года (по старому стилю). Переводчик худо-бедно справляется, и здешние начали понимать, что я говорю. Я их тоже понимаю, хотя их среднеанглийский не имеет ничего общего с тем, который я учила с мистером Латимером. Там сплошные флексии и мягкое французское звучание. Мистер Латимер ни за что бы не узнал своего «апреля с обильными дождями».

Переводчик оставляет некоторые слова и синтаксис как есть, поэтому я поначалу тоже пыталась строить фразы так же, говорила «ничтоже сумняшеся» и «не ведаю, отколь пришла я», но это только все портит, — переводчик зависает намертво, а я спотыкаюсь на произношении. Теперь я просто говорю, не задумываясь, на современном английском, надеясь, что в обработанном виде получается не слишком далеко от того, как должно быть, и что переводчик не особенно коверкает выражения и падежи. Бог весть, на что это похоже. Наверное, на речь французской шпионки.

Помимо языка есть и другие нестыковки. Платье у меня тоже неправильное, слишком тонкой работы, слишком ярко окрашенное, хоть и вайдой. Ярких цветов я здесь не вижу. А еще я слишком высокая, у меня слишком крепкие зубы и руки слишком нежные, как я ни копалась в грязи перед отправкой. Руки должны быть не только грязные, но и в цыпках. У всех, даже у детей, кожа потрескавшаяся и исцарапанная. Как-никак, декабрь на дворе.